Книга Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история  - Петер Загер

В университетских часовнях религиозное искусство прерафаэлитов вполне на месте. Нигде в мире не удастся проследить развитие их витражного искусства полнее, чем в Оксфорде. В 1858 году Эдвард Бёрн-Джонс сделал эскиз первого церковного окна для собора Крайст-Черч: шестнадцать сцен из жизни Св. Фридесвиды. Сияющая, очень высокой плотности средневековая мозаика с динамичными фигурами, тогда еще мало походившими на статуи (в отличие от более поздних его работ, где линии сделались более стилизованными и простыми, формы – более четкими, а цвета – гораздо более скромными). Бёрн-Джонс создал пять витражей для собора Крайст-Черч, последний – в 1878 году: Св. Катарина с чертами Эдит Лидделл, умершей в юности сестры кэрролловской Алисы. Напротив нее играет на шарманке Св. Цецилия, покровительница музыки; бумажные эскизы сопровождающих их ангелов в 1940-е годы продавались на аукционе Christie’s по пять фунтов каждый.

С тех пор как в 1861 году Уильям Моррис основал в Лондоне свою первую фирму, Бёрн-Джонс работал вместе с ним. Их первый витраж для колледжа – восточное окно часовни Сент-Эдмунд-холла: распятие (1865); последняя совместная работа – окна часовни Манчестер-колледжа (1893–1896), истинный луч света в сердце традиционной викторианской архитектуры. На южной стене – несколько аллегорических фигур Христовых добродетелей, напротив – «Шесть дней Творения»: ангелы в темно-красных одеждах, в руках у них голубая планета, магические сферы творения со словами Дид ро: «Дайте Богу больше пространства». Моделью для ангелов служила Мэй Моррис, дочь художника. Никто другой ни в Англии, ни даже на континенте не умел тогда делать столь изумительных витражей, как Моррис & Co. А ведь и самой техникой, и глубоким чувством материала Уильям Моррис был обязан наглядным урокам, полученным в Оксфорде: «Окну Томаса Беккета» (ок. 1340) в соборе Крайст-Черч, «Окну Лилий» в церкви Св. Михаила (xv в.) и особенно витражам в часовне Мертон-колледжа (1289).

Не нужно быть специалистом, чтобы поддаться очарованию расцвеченных окон, и для этого нет места лучше, чем Оксфорд. Вот что появилось там лишь в 1622–1641 годах: исполненные библейской радости бытия витражи с элементами фламандского маньеризма, созданные двумя художниками ван Лин из Эмдена – Бернардом и Абрахамом. Старший, Бернард, занимался часовнями Уодхэм-колледжа и Линкольн-колледжа; его брат (или кузен) Абрахам работал в часовнях Куинс-колледжа, Баллиол-колледжа, Юниверсити-колледжа и Крайст-Черч-колледжа. В соборе Крайст-Черч вы найдете мой самый любимый витраж этих мастеров: монументальное изображение Ионы на фоне Ниневии.

Около 1632 года, еще до начала гражданской войны, когда пуритане Кромвеля убрали из храмов Божьих все, что услаждало взор, лондонский ювелир Ричард Гринбери создал несколько гризайлевых витражей для Магдален-колледжа – фигуры святых, епископов и королей в полный рост. Краски цвета сепии окрашивают вестибюль часовни в теплые кофейные тона. Самый большой витраж западного окна, «Страшный суд», перед войной (в 1939-м) был помещен в безопасное место и установлен обратно лишь в 1996 году. Падение в ад, Вознесение на небеса, ангелы с трубами, Христос на радуге, а ниже, на фарфоровой табличке, надпись, напоминающая об удивительной любви, начавшейся здесь. Двое бывших студентов, Минни Макмиллан и Джон из Калифорнии, финансировали реставрацию окна «в благодарность за брак, заключенный в этой часовне в Иванов день 1975 года». Счастье и стекло порой бывают долговечны.

А вот в современной живописи по стеклу Оксфорду не очень везет, и не только с Марком Шагалом, но и с Джоном Пайпером. Английский художник сделал наброски пяти абстрактных композиций для часовни Наффилд-колледжа (1961); самое прелестное из его окон ныне можно увидеть в норманнской церкви в Иффли. Животные возвещают о рождении Иисуса Христа латинскими изречениями: «Христос родился!» – кричит Петух, устроившийся на верхушке Древа Жизни. «Когда? Когда?» – крякает Утка. «Нынче ночью», – отвечает Ворона с соседней ветки. «Где? Где?» – спрашивает Сова. «В Вифле-еме! В Вифле-е-ме!» – блеет под деревом Овца.

Зверинец расписного стекла, в звукоподражании не менее виртуозный, чем в яркости красок, – самое поэтичное и радостное из известных мне изображение Рождества Христова (эскиз 1982 года, витраж выполнен Дэвидом Уосли после смерти Пайпера в 1995 году).

Художников тянуло в Оксфорд всегда, задолго до того, как «грезящие шпили» в живописном изображении заполонили открытки. В 1669 году Дэвид Логган, художник из Данцига, был назначен университетским гравером. Его городские пейзажи из серии офортов «Оксфорд в иллюстрациях» (1675) воспроизводят город и колледжи с фотографической точностью. Жанровые художники и карикатуристы тоже находили в Оксфорде множество сюжетов: от кучеров до донов, которых особенно любил изображать Томас Роулендсон: пьянство и копуляции в обществе академиков георгианской эпохи. Более семидесяти видов Оксфорда маслом, акварелью, в технике офорта оставил один только вездесущий Уильям Тёрнер.

На протяжении столетий университетский город обеспечивал художников выгодными заказами. Строились и перестраивались колледжи, часовни, библиотеки, трапезные, помещения всех видов и назначений. Спонсоры хотели, чтобы их увековечили в скульптурах; ректоры и доны, выдающиеся ученики и благотворители – чтобы с них писали портреты. Самое позднее сразу же после их смерти в часовне, холле или вестибюле должен был появиться памятник или по меньшей мере мемориальная доска. В Бодлианской библиотеке, в экзаменационных школах и в самих колледжах висят сотни портретов кисти Томаса Гейнсборо, Джошуа Рейнольдса и Дэвида Хокни, изобразившего ректора Хэртфорт-колледжа.

В Оксфорде представлено огромное количество скульптур, в особенности xviii и xix веков. К примеру, на лестничной клетке библиотеки Крайст-Черч между каталогом и компьютерами собралась на удивление представительная компания: бюсты Луи Франсуа Рубийака, Джона Бэкона, Френсиса Чентри, Джейкоба Эпстайна и притаившийся в нише скульптурный портрет в полный рост философа Джона Локка, шедевр Майкла Рисбрака (1757). Почти в каждой часовне вас ожидает искусствоведческий сюрприз, а вернее всего не один: в Леди-Маргарет-холле это ранний триптих Эдварда Бёрн-Джонса (1862); в Сент-Эдмунд-холле – алтарный образ валлийского художника Сери Ричардса («Христос в Эммаусе»), а в часовне Нью-колледжа, как будто мало одного Эль Греко («Святой Иаков», 1610), вас ожидают еще витраж Джошуа Рейнольдса (1777) и «Лазарь» Джейкоба Эпстайна (1948), высвобождающийся из гробовых одежд, – скульптура из известняка, воплотившая пафос религиозных сомнений послевоенного времени.

В точности никому неизвестно, какими шедеврами владеют колледжи. Поскольку это частные институты (да и в целях безопасности), они не дают полных сведений о своих собраниях. Вероятно, многие колледжи и сами не знают, какими сокровищами обзавелись на протяжении столетий. В Леди-Маргарет-холле и колледже Св. Анны имеются коллекции произведений английских художников xx века (Стенли Спенсер, Пол Нэш, Дэвид Джонс, Кристофер Вуд и др.), в Вустер-колледже – коллекция архитектурных эскизов от Иниго Джонса до Уильяма Бёрджеса, в Кэмпион-холле – собрание религиозного искусства: от Средневековья до модерна, в Пемброк-колледже – коллекция британского послевоенного искусства (Линн Чэдуик, Элизабет Фринк, Патрик Хирон, Том Филипс и др.). Но произведения искусства отнюдь не всегда доступны для посетителей, за исключением разве что тех, что принадлежат Крайст-Черч-колледжу. Для собрания этого колледжа, несомненно самого крупного и значительного в Оксфорде, в 1968 году была построена картинная галерея. Впрочем, не подчиняется ни городу, ни государству и Эшмоловский музей – университетский музей с мировым именем, подобный музею Фицуильяма в Кембридже и Лондонскому институту Курто.